ПСАЛОМ 136
Поэтические достоинства этой печальной оды делают ее одним из самых чудесных произведений во всей Псалтири.
Даже если бы она лишилась своей богодухновенности, она, тем не менее, сохранила бы за собой особое место среди поэтических шедевров, особенно ее первая часть, исполненная самого искреннего патриотизма. Последние стихи (ст. 6-7) пылают негодованием в адрес главных врагов Израиля, негодованием столь же праведным, сколь и страстным. Пусть их тон осуждают те, кто никогда не видел, как горят их храмы, рушатся города, а их жены и дети гибнут от рук насильника. Если бы им самим довелось прежде пережить подобное, возможно, они уже не были бы столь осторожны в высказываниях. Можно рассуждать о горечи, переполнявшей пленных израильтян, но это отнюдь не то же самое, что самим оказаться в плену жестоких и безжалостных врагов беззащитными жертвами. Эту песнь иудеи поют в месте скорби. Она родилась в изгнании и заключает в себе горе, которое ранее оставалось неизреченным. Этот псалом как бы переливается разными цветами – мягкое свечение вдруг вспыхивает ярким пламенем, приводя читателя в изумление.
1 При реках Вавилона, там сидели мы и плакали, когда вспоминали о Сионе;
2 на вербах, посреди его, повесили мы наши арфы.
3 Там пленившие нас требовали от нас слов песней, и притеснители наши - веселья: “пропойте нам из песней Сионских’.
4 Как нам петь песнь Господню на земле чужой?
5 Если я забуду тебя, Иерусалим, - забудь меня десница моя;
6 прилипни язык мой к гортани моей, если не буду помнить тебя, если не поставлю Иерусалима во главе веселия моего.
«При реках Вавилона, там сидели мы». В Вавилоне множество рек – не только настоящих, но и созданных руками человека. Эта страна изобилует полноводными реками и каналами. Изгнанники с радостью собрались на берегу, вдали от шумных улиц, и воды, казалось, разделяли с ними их горе. Оставив позади навязчивые толпы, они могли, наконец, спокойно вздохнуть и обрести утешение в своей скорби. Несчастные присели на берегу и возрыдали, растворяя в слезах свои воспоминания о родине. Реки дарили покой, но, увы, это были реки Вавилона, а земля под ногами сынов Израилевых – чужая, и потому из глаз их струились горькие слезы. Но даже их утешительное уединение было нарушено появлением жителей ненавистного им города. Все напоминало народу израильскому о его изгнании из святого града, о рабском труде под сенью храма Ваалова, о его беспомощности перед лицом жестокого врага, и потому сыны и дочери Израилевы пребывали в печали.
«И плакали, когда вспоминали о Сионе». Ничто иное не смогло бы угасить их боевой дух. Но воспоминания о храме Божьем, о царском дворце – самом сердце жизни народа – сломили их. Все, что было им дорого, погибло, и они рыдали – взрослые мужчины и сладкоголосые певцы! Они не плакали, вспоминая о жестокостях вавилонян. Их ярость осушила слезы и наполнила сердца гневом. Но мысленно обращаясь к возлюбленному городу и его святыням, израильтяне не могли сдержать потоки слез. Так скорбят и истинные христиане, видя церковь поруганной, не имея возможности прийти ей на помощь в тяжелую минуту. Мы готовы перенести любые страдания, но только не это. В наши дни лжеучения, подобно жестоким вавилонянам, рыщут по улицам града Господня, и верующие с болью в сердце взирают на истекающую кровью истину и неверие, процветающее среди так называемых Божьих служителей. Мы протестуем, но напрасно. Наши слабые голоса тонут в общем хоре поклонения идолам. Восплачем же в уединении своем, скорбя о своем Сионе. Это самое меньшее, что мы можем сделать, а возможно, и лучшее. Давайте сядем и задумаемся о том, как следует поступить. Сохраним в устах и сердцах драгоценные воспоминания о церкви Божьей. Легкомысленные люди быстро забывают обо всем, но имя Сиона запечатлено в наших сердцах, и процветание его – наша главная забота.
«На вербах, посреди его, повесили мы наши арфы». Склоненные ветви, казалось, плакали вместе с нами, и потому мы доверили им свои инструменты. Пусть поют ивы, мы же пребудем в молчании. Посреди ивовой рощи, посреди рек или в шумном Вавилоне – неважно, где именно они повесили свои арфы, когда-то наполнявшие музыкой дома и дворцы Сиона. Лучше развесить их на деревьях, чем разбить или отдать в услужение идолам. Воистину, печаль снедает дитя скорби, если оно готово выпустить из рук свою арфу, в которой в лучшие времена находило сладостное утешение. Музыка вселяет мир в мятущиеся сердца, но в горе она звучит как насмешка. Люди забывают о веселье, когда черные тучи сгущаются в их душах.
«Там пленившие нас требовали от нас слов песней». Горе певцам, вынужденным подчиняться воле своих поработителей. Лучше лишиться голоса, чем петь по приказу. Как ужасно заставлять людей рыдать от горя и требовать от них песен! Разве может народ, покинувший родину и все самое дорогое, распевать веселые песни в угоду бесчувственным угнетателям? Это было бы изощренной пыткой – железом, пронзающим душу. Воистину, «горе побежденным», вынужденным петь, чтобы дополнить торжество своих завоевателей! Жестокость достигла здесь неслыханного размаха. Неудивительно, что подобные оскорбления довели несчастных пленников до слез. «…и притеснители наши – веселья». Их принуждали не только петь, но и смеяться, сопровождая музыку весельем. Когда-то филистимляне насмехались над слепым Самсоном, теперь же вавилоняне доказали, что недалеко ушли от своих предшественников. Ограбленные, израненные, закованные в узы, обреченные на нищету и изгнание сыны и дочери Израилевы должны были смеяться, как если бы все это было игрой и их сердца не разрывались бы от боли. Горечью наполнялись души истинно любивших Бога и избранную Им землю.
«Пропойте нам из песней Сионских». Ничто не удовлетворяло их, кроме священных гимнов, мелодий, исполнявшихся во время поклонения Иегове. Вавилонские насмешники требовали исполнения псалмов израильских, которые в лучшие времена воспевали Господа и вечную милость Его. Гонители народа Божьего находили удовольствие в том, чтобы осмеивать их веру в Иегову и желание поклоняться Ему. Их требование заключало в себе не только насмешку, но и оскорбление Бога, и это лишь усугубляло его жестокость. Трудно выдумать большее коварство. Злобные преследователи нарушили уединение изгнанников и, заметив их горестный вид, потребовали для себя увеселений. Разве не могли они оставить пленников в покое? Дщерь вавилонская вознамерилась наполнить чашу греха своего терзаниями народа Божьего. Насмешки губителей Израиля явились дополнительным свидетельством их жестокости. «Сердце нечестивых жестоко». Они превзошли даже египтян, требуя не работы, которую могли бы исполнить израильтяне, а веселья, которое было немыслимо, священных песнопений, слишком возвышенных для таких низменных целей.
«Как нам петь песнь Господу на земле чужой?» Как им петь? Петь в чужой земле? Петь песню Иегове среди необрезанных? Нет, этого нельзя допустить. Они единогласно отказываются, но даже их отказ принимает форму смиренного вопроса. Если вавилоняне ожесточились настолько, чтобы решиться осквернить святыню для удовлетворения праздного любопытства, жители Сиона не осмелились доставить им это удовольствие столь страшной ценой. Нечестивые способны на многое, о чем не могли бы и помыслить праведники, и они не задумываются о последствиях. Вопрос «как?» может родиться лишь у человека с чистой совестью и неспособного грешить, к чему и надлежит стремиться каждому из нас.
«Если я забуду тебя, Иерусалим, забудь меня десница моя». Петь песни Сиона означало бы забыть Святой Город. Каждый из иудеев поклялся не делать этого никогда, местоимение «мы» меняется на «я». Все пленники присягают на верность Иерусалиму, обещая скорее утратить навык игры на арфе, чем использовать его на потеху вавилонянам. Лучше пусть правая рука наша забудет свое искусство и утратит ловкость, но мы не будем услаждать слух мятежников святыми псалмами, оскверняя их в угоду глупцам. Никто из пленников не решился на богохульство, дабы угодить Ваалу и его служителям. Они торжественно объявляют о наказании, ожидающем отступника.
«Прилипни язык мой к гортани моей, если не буду помнить тебя». Итак, певцы клянутся скорее замолчать навеки, чем забыть Иерусалим в угоду Вавилону. Играющие и поющие едины. Враги Господни не услышат от них веселых песен. «Если не поставлю Иерусалима во главе веселия моего». Священный город всегда жил в их мыслях и царил в их сердцах. Они скорее решились бы утратить дар речи, чем обесчестить священные гимны и предоставить угнетателям насмехаться над их поклонением. Если изгнанники Израиля испытывали такую привязанность к родине, как же сильно надлежит нам возлюбить церковь, чадами и гражданами которой мы являемся! Сколь ревностно должны мы печься о ее чести и процветании! Не подвергнем же осмеянию слова Священного Писания, дабы не забыть о Господе и деле Его. Уста многих проповедников уже не могут сказать ничего важного и ценного для слушателей в церкви, потому что эти служители Божьи забыли Евангелие, а Господь забыл их.
7 Припомни, Господи, сынам Едомовым день Иерусалима, когда они говорили: “разрушайте, разрушайте до основания его’.
8 Дочь Вавилона, опустошительница! блажен, кто воздаст тебе за то, что ты сделала нам!
9 Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень!
«Припомни, Господи, сынам Едомовым день Иерусалима». Израиль вверяет себя Иегове. Бог справедлив, и возмездие Его неот-вратимо. Идумеям следовало дружелюбнее относиться к израильтянам, с которыми их связывало родство. Но вместо этого их отличала глубокая ненависть и злобная жестокость. Старший брат отказывался служить младшему, и когда для Иакова настал день тяжелых испытаний, Исав охотно воспользовался случаем. Пленные израильтяне, изливая свое горе в молитве к Богу, просили Его не забывать вину народа, который встал на сторону врагов Израиля и даже призывал их к проявлению еще большей жестокости. «Когда они говорили: `разрушайте, разрушайте до основания его`», они жаждали полного истребления иудейского народа и разрушения Иерусалима, не желая оставить в нем камня на камне, и готовы были смести с лица земли его жителей. Ужасно, когда соседи становятся врагами, но еще страшнее, когда эта вражда проявляется в дни бедствий, и братья подстрекают других к злодеяниям против своих же собратьев. Они понесут ответственность и за чужие грехи, ибо вавилоняне стали орудием их вражды. Бесчестно побуждать нечестивых к поступкам, на которые не способны даже они сами. Халдеи были достаточно жестоки и не нуждались в том, чтобы кто-то разжигал их ярость, но ненависть идумеев была неутолима. Возмездие ожидает тех, кто в лихую годину забывают о милости. Что же сказать тогда о людях, которые, пользуясь обрушившимися на ближних несчастьями, делают их страдания еще более невыносимыми? В день возрождения Иерусалима Господь вспомнит об идумеях и сотрет их с лица земли.
«Дочь Вавилона, опустошительница!» Истребляющие других сами рано или поздно истребятся. В своем видении псалмопевец уже видит Вавилон разрушенным. Города принято было сравнивать с молодыми девушками. Вавилон переживал тогда период своего расцвета, но за свои преступления он уже подлежал осуждению. «Блажен, кто воздаст тебе за то, что ты сделала нам!» Мстителя ожидало почетное призвание уничтожить врага столь жестокого и бесчеловечного. Ассирийская и халдейская армии гордились своими завоеваниями и потому заслуживали, чтобы и им было отмерено их же мерою. Ни одно наказание не может быть более справедливым, чем определенное законом возмездия. Вавилон должен был пасть, как пал Иерусалим. Он подлежал разграблению такому же, какому он подверг другие города. Поэт-патриот, горестно вздыхающий в своем изгнании, находит утешение в грядущей гибели нечестивого города, заключившего его в рабство, и благословляет Кира на столь праведное дело. Вся земля благословит завоевателя за победу над тираном. Будущие поколения назовут его блаженным за то, что он вернул жизнь погибающим и отстоял свободу на земле.
Мы можем быть уверены, что всякая неправедная власть обречена. Господь воздаст по справедливости тем, кто признает лишь силу и ищет своего, попирая права ближних. Блажен человек, сражающийся против духовного Вавилона, которому, несмотря на его силу и богатство, грозит неминуемое поражение. Счастливы и те, кто увидят его погибающим в бурном водовороте без надежды на спасение. Нет нужды напоминать, что представляет собой духовный Вавилон, ибо лишь один город на земле заслужил сомнительное право называться этим именем.
«Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень!» Ярость поселилась в сердце иудея, видевшего, как возлюбленная столица превратилась в место кровавой бойни. В сердце своем он вынес Вавилону тот же приговор. Ему будет нанесен удар тем же оружием, которым он поражал других. Желание праведной мести скорее соответствует духу Закона, нежели Евангелия. Однако порой праведный гнев все еще раздувает древние угли отмщения, и пока жива справедливость в сердцах людей, они не перестанут негодовать на жестоких тиранов, по-прежнему простирающих свои зловещие крыла над землей. Данный отрывок следует трактовать как пророчество. Историки свидетельствуют о том, что оно исполнилось в точности. Вавилоняне, обуянные яростью, решились уничтожить своих собственных потомков, и мужчины с радостью обрекали на смерть жен и детей. Сколь бы ужасно не было произошедшее, оно оказалось благотворным для остального мира. Ибо Вавилон безжалостно грабил и истреблял народ за народом, и падение его послужило к возвышению и свободе многих. Убийство невинных младенцев отвратительно, но оно было неотъемлемой частью древних войн, которой не пренебрегали и сами вавилоняне. Потому и им самим не удалось избежать такой участи. Возмездие Господне может прийти не сразу, но оно неотвратимо. О нем не могут сожалеть те, кто видит десницу Божью в гибели врагов. Ужасно, что народ может нуждаться в палаче, но давайте будем проливать слезы над судьбой жертвы, нежели над участью убийцы. Любовь к человечеству достойна восхищения, но она не должна идти наперекор справедливости.
Пленники отказались взять в руки арфы, и вместо песен из их уст зазвучали проклятия, более уместные в их положении, чем смех и веселье. Насмехающиеся над народом Господним, к смятению своему, получат больше, чем они могли пожелать. У них будет мало поводов для веселья и много для скорби. Проклятия, звучащие из уст благочестивого человека, ужасны, ибо он не произносит их по легкомыслию. Его слова слышны и на небесах. «Незаслуженное проклятие не сбудется»; но разве в данном случае оно незаслуженно? Разве позволено будет тиранам безнаказанно попирать добродетель? Время покажет.
(Из книги «Сокровищница Давида»)