Э. У. Тозер
Бог наших отцов, восседающий на престоле среди яркого света! Хотя язык Англии весьма богат и музыкален, но, когда мы пытаемся говорить о Твоих чудесах, какими бедными кажутся наши слова и какой немелодичной кажется наша речь! Когда мы рассуждаем о пугающей нас тайне Твоего триединого Божества, мы закрываем рукой уста. Стоя перед этим пылающим кустом, мы просим не о том, чтобы понять эту тайну, а лишь о том, чтобы должным образом поклоняться Тебе, один Бог в трех лицах. Аминь.
Наши самые искренние стремления постичь непостижимую тайну Троицы должны навсегда остаться безрезультатными, и только глубокое благоговение может оградить эти стремления от домыслов, не основанных ни на чем.
Некоторые люди, отвергающие все, что они не могут объяснить, отрицают, что Бог триедин. Пристально смотря на Всевышнего своим хладнокровным взглядом, они думают, что не может быть того, чтобы Он был одновременно и одним, и тремя. Эти люди забывают, что вся их жизнь окутана тайной. Они не думают о том, что любое реальное объяснение даже простейшего явления природы скрыто во мраке.
Каждый человек живет верой – и неверующий, и святой; один живет верой в законы природы, другой – верой в Бога. Каждому человеку на протяжении всей его жизни приходится верить во что-то, пусть даже неосознанно. Даже самого ученого мудреца можно повергнуть в молчание одним простым вопросом: «Что это?». Ответ на этот вопрос всегда будет находиться в пропасти незнания, недоступной пониманию кого-либо из людей. «Бог знает путь ее [премудрости], и Он ведает место ее» (Иов 28:23), но смертный человек этого никогда не знает.
Томас Карлейль описывает чувства языческого мыслителя, выросшего в темной пещере, которые наполнили его, когда он впервые увидел восход солнца. «Как он был удивлен! – восклицает Карлейль. – Каким изумлением был он охвачен при виде того, на что мы ежедневно взираем с безразличием! Со свободным, открытым восприятием ребенка и вместе с тем с характерной для взрослого человека зрелостью ума он смотрел на это зрелище, и сердце его воспламенялось… Эта скалистая земля, покрытая зеленой травой и цветами, эти деревья, горы, реки, эти шумящие моря и волнующийся вверху, у него над головой, огромный темно-синий океан, колышимой ветром, эта черная туча, постоянно меняющая свою форму, из которой появляется то огонь, то град и дождь, - что это? Что? Всю глубину, всю сущность этого мы пока еще не знаем, и мы никогда не сможем ее узнать».
Как отличается от описанного выше наше восприятие окружающей природы – восприятие тех, кто пресыщен чудесами! «Мы избегаем думать об этих чудесах вовсе не из-за нашей великолепной проницательности, - пишет Карлейль, - а из-за нашего невероятного легкомыслия, из-за нашей невнимательности, из-за того, что нам не хватает проницательности. Мы перестаем удивляться этому, потому что мы не думаем…
Мы называем огонь, выходящий из черной грозовой тучи, электричеством, тоном ученых людей читаем о нем лекции и получаем некое подобие путем трения шелка о стекло. Но что это? Откуда оно приходит? Куда оно идет? Наука сделала для нас многое, но плоха та наука, которая попыталась бы скрыть от нас великую, глубокую и священную бесконечность незнания, в которую мы никогда не можем проникнуть, над которой вся наука – как пленка на поверхности воды. Этот мир даже сейчас, когда есть столько всяких наук, для всякого, кто задумается о нем, по-прежнему остается чудом – непостижимым и загадочным.»
Эти проникновенные, почти пророческие слова были написаны более ста лет назад, но с тех пор никакие достижения науки и техники не обесценили их значения, и в этом высказывании не устарела ни одна точка, ни одна запятая. Мы по-прежнему не знаем. Чтобы о нас не подумали плохо, мы легкомысленно повторяем популярные научные термины. Мы обуздываем могущественную энергию, которая стремительно проносится через наш мир, мы с величайшей точностью управляем этой энергией в наших автомобилях и на наших кухнях, мы заставляем эту энергию работать на нас, но мы по-прежнему не знаем, что это такое. Секуляризация, материализм и навязчивое присутствие вещей погасили в наших душах свет и превратили нас в поколение зомби. Мы прикрываем наше полное незнание словами, но стыдимся чему-либо удивляться, боимся даже шепотом произнести слово «тайна».
Не колеблясь, церковь проповедует учение о Троице. Не претендуя на понимание, она свидетельствует об этом, повторяя то, чему учит Священное Писание. Некоторые отрицают, что в Писании говорится о триедином Боге, обосновывая свое мнение тем, что сама мысль о тройственности и единстве – это противоречие в терминологии. Но поскольку мы не можем до конца понять, почему и как падает лист с дерева, почему и как вылупливается воробышек в гнезде на том же дереве, то почему непонимание Троицы должно быть для нас проблемой?
«Наши мысли о Боге становятся более возвышенными тогда, - писал Мигель де Молинос, - когда мы знаем, что Он непостижим, недоступен нашему пониманию, а не тогда, когда мы представляем Его себе в каком-то образе и наделяем Его красотой, соответствующей нашему несовершенному пониманию.»
Не все, кто называл себя христианами на протяжении столетий, исповедовали доктрину о Троице. Но, подобно тому, как присутствие Бога в виде огненного столпа сияло впереди израильтян на протяжении всего их пути через пустыню, говоря всему миру: «Это Мой народ», так вера в Троицу со времен апостолов сияла над Церковью первородного Сына Божьего в ее путешествии сквозь годы. Чистота и сила следовали за этой верой. Под этим знаменем прошли апостолы, отцы церкви, мученики, авторы церковных песнопений, реформаторы, борцы за возрождение церкви, и на их жизнях и делах была печать Божьего одобрения. Пусть в чем-то второстепенном их взгляды различались, но всех их объединяла приверженность учению о Троице. Верующее сердце признает то, о чем говорит Бог, и не пытается искать других доказательств. Искать доказательства – значит подвергать сомнению, найти доказательства – значит сделать веру излишней. Все, кто владеет даром веры, поймут, как мудры смелые слова, сказанные одним из первых отцов церкви: «Я верю, что Христос умер за меня, потому что это невероятно; я верю, что Он воскрес из мертвых, потому что это невозможно».
Так относился к Богу Авраам, который, несмотря на все реальные доводы, был тверд в вере, прославляя Бога. Так относился к Богу Ансельм – «второй Августин», один из величайших мыслителей христианской эпохи, который считал, что вера должна предшествовать всем попыткам прийти к пониманию. Размышление об истине, познанной через откровение, приходит после того, как приходит вера, но вера приходит туда, где уши слышат, а не туда, где ум погружается в размышления. Верующий приходит к вере не путем мудрствования, он не ищет подтверждения своей вере в философии или в науке. Он кричит: «О, земля, земля, земля! слушай слово Господне!» (Иер. 22:9).
Означает ли это, что ученость не имеет никакой ценности в сфере веры, данной нам в божественном откровении? Вовсе нет. Перед ученым стоит очень важная задача, но пределы ее строго ограничены. Задача ученого – гарантировать чистоту текста, как можно большую его близость к первоначальному тексту Священного Писания. Ученый может сравнивать один текст Писания с другим до тех пор, пока не дойдет до понимания истинного смысла текста. Но именно этим его полномочия и ограничиваются. Он никогда не должен давать оценку написанному. Он не должен осмеливаться выставлять смысл Слова Божьего на суд своего рассудка. Он не должен решаться на то, чтобы признавать Слово Божье разумным или неразумным, научным или антинаучным. После того как смысл Писания раскрыт, сам этот смысл выносит свое суждение об ученом, а не наоборот.
Учение о Троице – это истина для сердца. Лишь дух человеческий способен пройти через завесу тайны этой истины и проникнуть в ее святая святых. «Позволь мне искать Тебя в стремлении, - молил Господа Ансельм, - позволь мне стремиться к Тебе в поиске, позволь мне найти Тебя в любви и, найдя, любить Тебя». Любовь и вера чувствуют себя как дома в тайне Божества. И пусть разум с почтением преклонит колени, не входя в этот дом.
Христос, не колеблясь, использовал форму множественного числа, говоря о Себе Самом и одновременно о Боге Отце и о Духе Святом: «…и Мы придем к нему и обитель у него сотворим» (Иоан. 14:23). И еще Он сказал: «Я и Отец – одно» (Иоан. 10:30). Очень важно, чтобы мы думали о Боге как о единой Троице, не смешивая трех Лиц и не разделяя единую сущность. Только так можно правильно думать о Боге, и только такие мысли о Боге достойны Его и достойны наших душ.
Именно то, что наш Господь настаивал на Своем равенстве с Отцом, возбуждало гнев набожных людей Его времени и, в конце концов, привело Его к распятию. Нападки на учение о Троице, предпринятые два столетия спустя Арием и некоторыми другими, также были направлены на то, чтобы лишить Христа Его Божественной сущности. В то самое время, когда арианство противопоставляло себя всему христианскому миру, триста восемнадцать епископов (многие из них были изувечены или покрыты шрамами в результате пыток, перенесенных во время гонений на христианство) встретились в Никее и приняли символ веры, одна из частей которого гласит:
Верую во единого Господа Иисуса Христа,
Сына Божьего, единородного,
Рожденного от Отца, то есть из сущности Отца,
Бога от Бога, Света от Света.
Бога Истинного от Бога Истинного,
Рожденного, не сотворенного.
Отцу единосущного, через Которого все произошло
Как на небе, так и на земле.
На протяжении более шестнадцати столетий эти слова были и остаются окончательной проверкой на истинную принадлежность христианству. Так и должно быть, потому что в этих словах богословским языком кратко сформулирована суть учения Нового Завета о положении Сына в Божестве.
Принятый Никейским собором символ веры отдает должное и Святому Духу, Который является Богом и Который равен Отцу и Сыну:
Верую в Духа Святого,
Господа животворящего,
Исходящего от Отца,
Вместе с Отцом и Сыном
Почитаемого и прославляемого.
Если не учитывать вопроса, исходит ли Дух Святой только от Отца или от Отца и от Сына, то это положение древнего символа веры разделяют и западная, и восточная ветви церкви и вообще подавляющее большинство христиан.
Авторы символа веры св. Афанасия с очень большей осторожностью описывали взаимоотношения между тремя Лицами Троицами, заполняя пробелы в человеческой мысли лишь настолько, насколько это было возможно в пределах полученного по вдохновению свыше Слова Божьего. «В этой Троице, - говорится здесь, - нет ничего прежде или после, нет ничего больше или меньше, но все три Лица едины в вечности, объединены друг с другом и равны».
Но как же тогда сочетаются эти слова со словами Иисуса: «…Отец Мой более Меня» (Иоан. 14:28)? Те старые богословы знали это и написали в символе веры: «Равный Отцу в Своей Божественной сущности; менее Отца в Своей человеческой сущности». И это определение привлекает внимание каждого человека, который всерьез намерен искать там, где свет лишь едва виден.
Для того чтобы искупить грехи человечества, вечный Сын не покидал Своего Отца; находясь среди людей, Он говорил о Себе как о «Единородном Сыне, сущем в недре Отчем» (см. Иоан. 1:18), и как о «Сыне Человеческом, сущем на небесах» (см. Иоан. 3:13). Мы допускаем, что здесь есть тайна, но не смешение понятий. Воплотившись в образ человека, Сын скрывал Свою Божественную сущность, но не отрицал ее. Единство Божества делало невозможным любое отступление от Его Божественной сущности. Когда Он воспринял человеческую природу, Он не деградировал и не стал даже на какое-то время чем-то меньшим, чем был ранее. Бог никогда не может стать меньшим, чем Он есть. Потому что невозможно даже подумать, что Бог может стать чем-то отличным от того, чем Он является.
Три Лица Божества – это одно целое, и у Них единая воля. Они действуют всегда вместе, никогда ни один из Них не делает даже самую малость без одобрения двух других. Каждое деяние Божье осуществляет Троица в Своем единстве. Здесь, конечно, мы вынуждены думать о Боге с помощью понятий, характерных только для человека. Мы думаем о Боге так, как думаем о человеке, и в результате не можем познать окончательную истину. Но если мы вообще намерены думать о Боге, то мы обязательно будем применять по отношению к Творцу те мысли и те слова, которые применяются обычно по отношению к Его творениям. Вполне реальная ошибка, которую люди совершают, часто даже не сознавая того, - это размышление о трех Лицах Божества как о людях, которые совещаются между собой, обмениваются мыслями и в результате приходят к какому-то соглашению.
Когда Сын Божий ходил по земле как Сын Человеческий, Он часто говорил с Отцом и Отец отвечал Ему; как Сын Человеческий, Он и сейчас еще заступается перед Богом за Своих людей. Диалог между Отцом и Сыном, записанный в Священном Писании, всегда следует понимать как диалог между вечным Отцом и Человеком Иисусом Христом. То общение, которое происходит в одно мгновение между тремя Лицами Божества, то общение, которое существует вечно, не знает ни звуков, ни усилий, ни движения.
Царит молчанье… Вечное молчанье –
Слова Того, Кто говорит всегда, -
Оно ненарушимо никогда.
О Изумительный! О Достославный!
Не слышно песни, звука никакого.
Безмолвие… Так всюду каждый час
Любовь являя, мудрость, силу, власть,
Бог драгоценное глаголет слово.
(Фредерик У. Фэйбер)
Многие христиане полагают, что дела Господни распределены между тремя Лицами; так, например, сотворение мира приписывается Отцу, искупление грехов человечества – Сыну, а духовное возрождение – Духу Святому. Это верно лишь отчасти, но не полностью, так как Бог не может разделить Себя так, что одно Лицо будет действовать, в то время как другое будет оставаться в бездействии. В Священном Писании говорится, что мир сотворен Отцом (Быт. 1:1), Сыном (Кол. 1:16) и Духом Святым (Иов 26:13 и Пс. 103:30). Воплощение в человеческий образ было совершено всеми тремя Лицами (Лук. 1:35), хотя только Сын стал плотью и обитал среди нас. В момент крещения Христа Сын выходил из воды, Дух Святой нисходил на Него, а Отец говорил с небес (Матф. 3:16-17).
Возможно, самое прекрасное описание искупления грехов можно найти в Послании к Евреям (9:14), где сказано, что Христос вечным Духом Святым принес Себя, непорочного, Богу; и здесь мы тоже видим, как три Лица действуют сообща.
Таким же образом воскресение Христа можно считать делом и Отца (Д. Ап. 2:32), и Сына (Иоан. 10:17-18), и Духа Святого (Рим. 1:4). Апостол Петр указывает, что спасение каждого конкретного человека – это действие трех Лиц Божества (1 Петр. 1:2). И еще в Писании говорится, что в душе христианина обитают и Отец, и Сын, и Дух Святой (Иоан. 14:15-23).
Учение о Троице, как я уже сказал, - это истина для сердца. Тот факт, что данное учение не может быть удовлетворительно объяснено, свидетельствует не против этого учения, а, наоборот, в его пользу. Такая истина может быть постигнута только путем откровения, никто никогда не смог бы так представить ее себе.