Несколько лет назад, проводя серию собраний в городе Мичиган, я получил разрешение проповедовать осужденным в тюрьме штата. Вместе с начальником тюрьмы мы сидели на помосте и наблюдали, как заключенные шеренгами заходят в зал. Их было около 700, включая 76 человек, отбывающих пожизненный срок. Они заходили один за другим, каждый держал одну руку на плече осужденного, идущего впереди. Потом по команде сели.
После того как мы все вместе спели песню, я поднялся и начал проповедовать. Я с трудом сдерживался, чтобы не расплакаться. Против всех правил, в стремлении помочь этим бедным падшим людям, я сошел с помоста и пошел между рядами, здесь и там пожимая им руки и молясь за них.
В последнем ряду сидел мужчина, который, казалось, более других сотоварищей по тюрьме был отмечен разрушительным проклятием греха. И хотя выглядел как демон во плоти, было очевидно, что он пробужден истинным покаянием. Я возложил на него руку и молился со слезами.
Когда служение закончилось, начальник тюрьмы, который тоже был верующим, сказал мне:
- Ты понимаешь, что, сойдя с помоста, нарушил правила тюрьмы?
- Да, я понимаю. Но мне надо было быть ближе к этим людям. Оттуда, сверху, дистанция слишком велика. Я был вынужден спуститься к этим бедным и несчастным людям, чтобы молиться за них и говорить им о любви Иисуса. Он пришел, чтобы взыскать и спасти погибающих. Об Иисусе говорили, что Он заходит к грешникам и ест с ними.
- Ты обратил внимание на человека в последнем ряду, который отбывает здесь пожизненный срок? - спросил начальник. - Если хочешь, я расскажу тебе его историю.
Я согласился, и вот эта история:
«Том Гилсон попал в тюрьму восемь лет назад за убийство. Несомненно, он был одним из самых безнадежных и деградировавших людей, поступавших к нам. Мы догадывались, что этот человек создаст нам немало проблем.
Лет шесть тому назад по долгу службы я был вынужден провести вечер и ночь Рождества в тюрьме на дежурстве. Ранним рождественским утром, еще засветло, я вышел из тюрьмы, чтобы идти домой. В карманах у меня было полно подарков для моей маленькой дочки. В то утро было очень холодно, я застегнул свое шерстяное пальто на все пуговицы и поднял воротник, чтобы защититься от колючего ветра, дующего со стороны озера Мичиган.
Я шел в направлении к дому быстрым шагом, как вдруг мне показалось, что я вижу кого-то в тени тюремной стены. Я остановился, пригляделся и увидел маленькую девочку, одетую в простенькое легкое платье. На голых ногах у нее были туфли такие стоптанные, что почти не годились для носки. В руках она сжимала маленький сверток. Мне стало интересно, кто она такая и зачем пришла сюда в такую рань, но я был слишком занят своими собственными заботами, поэтому поспешил домой. Но вскоре я заметил, что за мной кто-то идет. Я остановился и оглянулся. Это была та самая грустная девочка.
- Чего тебе? - спросил я строго.
- Сэр, вы ведь начальник тюрьмы?
- Да. А кто ты такая и почему не дома?
- Пожалуйста, послушайте, - сказала она. - У меня нет дома. Моя мама умерла в доме для бедных две недели назад. Перед смертью она мне сказала, что мой папа сидит в тюрьме. Я подумала, что теперь, когда мама умерла, ему бы хотелось, чтобы дочка его навестила. Вы бы могли помочь мне увидеть моего папу? Сейчас рождественское утро, и у меня есть для него подарок.
- Нет, - ответил я грозно. - Ты должна дождаться дня, установленного для посещений.
Я продолжил свой путь и сделал несколько шагов, как вдруг почувствовал, как кто-то тянет меня за пальто. Я услышал умоляющий голос:
- Прошу вас, не уходите!
Я снова остановился и посмотрел на ее изможденное лицо, полное мольбы. В глазах стояли слезы, щеки подрагивали от волнения.
- Сэр, - сказала она. - Если бы ваша маленькая дочь была на моем месте и ее мать умерла бы в доме для бедных, а отец оказался в тюрьме, если бы ей негде было жить и у нее бы не было никого, кто любил бы ее, разве ей не захотелось бы увидеться со своим отцом? И если бы в Рождество ваша маленькая дочь пришла ко мне, а я была бы начальником тюрьмы, и попросила меня о том, чтобы встретиться с отцом и передать ему рождественский подарок, разве... разве я не сказала бы вам: «Да»?
Я стоял и слушал, в горле у меня был комок, к глазам подступали слезы. «Да, мой маленький друг. Я уверен, что ты так бы и сказала. Ты увидишь своего отца. Пойдем», - ответил я.
Взяв ее за руку, я поспешил назад в тюрьму, ни на минуту не забывая про собственную маленькую девочку, которая ждала меня дома. В моем кабинете я велел девочке сесть поближе к печке и послал одного из охранников за заключенным номер 37. Как только он прибыл ко мне в кабинет и увидел свою дочку, его лицо потемнело и исказилось гримасой. Грубо и злобно он рявкнул на нее:
- Ты что здесь делаешь, Мэри? Чего ты хочешь? Иди домой к матери!
- Папа, выслушай, - закричала она. - Мама умерла. Она умерла в доме для бедных две недели назад. Перед смертью она велела мне позаботиться о маленьком Джимми и сказала, что очень любит его. Еще она просила меня передать, что любит тебя тоже. Но, папа, - ее голос задрожал и звучал теперь сквозь слезы и всхлипывания, - Джимми тоже умер на прошлой неделе. Теперь я одна, папа, а сейчас Рождество, и я подумала, что раз ты так любил его, то будешь рад получить от него подарок.
Она распаковала маленький сверток. В оберточной бумаге был завернут локон красивых белокурых волос. Она вложила его отцу в руку и сказала:
- Папа, я отрезала его с головы Джимми как раз перед тем, как его похоронили.
Заключенный номер 37 плакал как ребенок. Я тоже не мог сдержать слез. Он склонился над дочкой, потом взял ее на руки и прижал к сердцу. Его крупная фигура колыхалась от подавляемых эмоций.
Этот момент показался мне священным, и я счел, что не должен стоять там и наблюдать за ними. Я тихонько вышел за дверь и оставил их наедине.
Примерно через час я вернулся. Номер 37 сидел у печки, девочка сидела у него на коленях. Он смущенно посмотрел на меня и сказал:
- Начальник, у меня нет денег, возьмите вот это, - тут он начал снимать с себя тюремную куртку, - только не дайте ей выходить на холод в ее тоненьком платье. Позвольте мне отдать ей мою куртку. Прошу вас, дайте мне возможность обогреть ее.
Слезы текли по лицу этого сурового мужчины.
- Нет, Гилсон, - ответил я, - куртка останется у тебя! Твоей девочке не придется больше страдать. Я отведу ее к себе домой. Моя жена о ней позаботится.
- Да благословит вас Господь! - воскликнул Гилсон.
Я отвел ребенка домой, и девочка несколько лет жила с нами. Она уверовала в Господа Иисуса Христа и стала искренней христианкой. Том Гилсон тоже стал христианином и никогда больше не причинял нам беспокойства.
* * * * *
Спустя несколько лет я снова навестил эту тюрьму. Начальник спросил, хочу ли я повидать Тома Гилсона. Вместе с ним мы пошли на тихую улочку, остановились возле красивого дома и постучали. Дверь нам открыла радостная девушка. Она тепло поприветствовала начальника тюрьмы.
Начальник представил меня Мэри и ее отцу. Они жили вместе. Отец получил помилование и жил как истинный христианин. Так маленький рождественский подарок растопил ожесточенное сердце этого мужчины.